Гвинт, винишко, два меча

Объявление


АДМИНИСТРАЦИЯ

САМЫЕ ОПАСНЫЕ ПРОТИВНИКИ

Добро пожаловать!
«Гвинт, винишко, два меча» - игра, в которой именно вы, а не ваши карты, оказываетесь в эпицентре событий.

Принимайте участие в беспроигрышном конкурсе для гостей и новичков. Новые плакаты розыска развешаны. Вы видели этих нелюдей?

Анонс

Напоминаем, что открыт набор для игры "Мафия". Вам потребуется указать, в каком режиме будет удобно принимать участие (вся игра за выходные или же растянута в течении недели, и игровые день/ночь занимают сутки) и в какое время. После набора минимального числа участников, игра стартует.

Летняя жара набирает обороты, поэтому для тех, у кого есть желание играть, но нет терпения писать огромные посты действует экспериментальный раздел Альтернативы без ограничения на количество символов в посте. Там Вы можете играть сколько угодно, кем угодно и как угодно. Однако следует учитывать, что эти посты - для удовольствия Вас и Ваших соигроков и они не влияют на общий сюжет и развитие Вашего персонажа, а также не считаются постом-активностью, что засчитывается Вам (согласно п.2.8 Правил игры в гвинт).

 
         

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Гвинт, винишко, два меча » Каэр Морхен   » Dzielić skórę na niedźwiedziu


Dzielić skórę na niedźwiedziu

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

[html]<div align="justify"><div class="epizod">
 
<div class="epizodname"><b>Dzielić skórę na niedźwiedziu</b></div>

      <div class="epizodfoto">https://i.ibb.co/s6f893W/settlement-by-nele-diel-dayxxd8-fullview.jpg
</div>
      <div class="epizodinfo">
        <b>Участники</b>
<a href='http://gwent.rusff.me/profile.php?id=37'><p><font size="2">Ширайя аэп Сигель</a>
<a href=http://gwent.rusff.me/profile.php?id=35>Мун</a></size>
        </div>
<div class="epizodinfo2">
  <b>Время:</b>
<p>СЕРЕДИНА ОКТЯБРЯ 1272 ГОДА</p>
  </div>
      <div class="epizodinfo3">
        <b>Место:</b>
<p>городок Большие Пасюки</p>
        </div>
      <div class="epizodstory">
        Описание вашего эпизода
</div>
      <div class ="storytext">
    В городке, некогда бывшем селе Большие Пасюки (ныне - просто Пасюки, поскольку Большими зваться вроде как уже не солидно) проводится ежегодный большой языческий праздник (ну раз так называться нельзя, то значит пускай такими будут хотя бы праздники). Староста - то есть, мэр, конечно же - давно уже запретил его проводить, но люд, поначалу вроде как мявшийся, теперь обнаглел и стал праздновать в открытую, а стража только рада была поучаствовать. Только кто ж знал, что разыгрывать будут чужую лошадку и пожитки, а наблюдательницей станет мимо проезжавшая воровка, в кои-то веки не приложившая к происходящему руку?</div>[/html]

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-05-20 16:47:18)

+1

2

Воздух налился преддождевой, какой-то озоновой тяжестью, которую источало свинцовое, серое, безрадостное небо – отличительная черта осени, изготовившейся уступать место зиме. Стоял особо противный, промозглый холод, вынуждавший кметов понуро кутаться в несколько одёжек – кто-то уже потащил занюханную сальную овечью шкуру из закромов. Однако, несмотря на погоду, ещё на подлёте от Пасюков, гордо окольцованных изгородью – вроде бы как будущие стены! – исходило некое напряжение, ожидания и ажиотажа, сверкавшего в глазах молодняка. Поселение опоясала полноводная, пускай и маленькая сравнительно, речка, через которую был перекинут недавно чиненый деревянный, душистый мосток. По нему-то и перестукивали копыта задумчивого Горгонтюа Четырнадцатого – ему положено было быть смоляным, лоснящимся легконогим породистым жеребцом, однако тот был всего лишь обыкновенным сивым мерином. Порой чувство юмора Ширайи принимало причудливые и злые формы. Впрочем, каждому вшивому конюху его презентовать таким образом в итоге стало невыносимо, поэтому эльфка ограничивалась коротким словом «Гор» - пускай тайна именования флегматичного животного, которому с высокой колокольни плевать на фантазию хозяйки, останется неприкосновенной.
Сейчас Гор, он же Горгонтюа Четырнадцатый, с неспешным достоинством, но истинно чиновничьей жадностью пил из речки, а Ширайя как-то особо озлобленно лупила близлежащий куст травинкой, явно представляя на его месте кого-то другого. Куст, что закономерно, не сопротивлялся. Гор повернул на деятельность хозяйки одно мохнатое ухо, напоминая настороженного лиса – даром, что морда в дымчатых подпалинах больно хитрая.
Со стороны деревни раздался зычный ор, и они оба – и мерин, и эльфка – не сговариваясь, повернули голову в сторону голоса, в котором не ощущалось страха, боли или злобы. Скорее наоборот – какое-то прямо-таки предвкушение, редкое для села. То есть, конечно же, для города. Гор разве что плечами не пожал, наклонясь было обратно к воде, однако мнение злобной эльфки с ним не совпало – Ширайя звонко шлёпнула его по крупу, прокашлялась и затем просипела, преодолевая боль в горле:
- Хватит пузо водой набивать, в селе найдём тебе нормальный хворост.
Что-то подсказывало, что Горгонтюа Четырнадцатый ей не поверил, будучи умнее, чем выказывал, однако мерин решил не спорить, тем более, когда его болезненно дёрнули под уздцы.
Ширайя оглядела редких кметов хищными, почти жёлтыми глазами – беглый взгляд, ни на ком особо не задерживающийся. Стайка оборванцев чуть не попала под копыта степенно бредущему скакуну, но тот и ухом не повёл – только замедлил немного шаг. Капюшон скрывал уши эльфки, хотя бы частично ограждая её от нежелательного внимания, хотя располосованную морду особо не спрячешь – Ширайя и ранее не раз видела, как взгляды людей спотыкаются о белую, кривую, чем-то напоминающую серп отметину. Некоторое время понаблюдав за крестьянами с почтительного расстояния, Ширайя в конце концов нашла местный трактир, отплатила своими подходящими к концу кровными, дабы припрятать Гора под крышу до следующего дня – надобно было кинуть кости под крышу да пополнить припасы. Затем, не став пока задерживаться в трактире, Ширайя последовала за течением людей, лениво стягивавшихся к голому пятаку с подмостками, который тут вроде бы как звали площадью. Заодно в планах у остроухой было глянуть на местную доску объявлений – мало ли.
- Честной народ! – вещал человек, видимо, уже битый час топтавший импровизированную сцену. Кметы, стянувшиеся уже со всего села, глядели на него с приоткрытыми гнилозубыми ртами. У стайки женщин на отшибе вид был дюже скептический – над глашатаем откровенно потешались. Впрочем, чем бы там ни занимался люд, Ширайе, опустившей голову так, чтобы тени смягчили её черты, происходящее было на руку. Она плыла через толпу, точно горячий нож сквозь масло, практически никого не задевая – запылённые одежды пилигрима помогали этому делу, из эльфки превращая её в обыкновенную нищенку.
- … Сегодняшнюю ночь мы посвятим пришествию нашего тёмного бога…
Наточенная монетка делала своё дело, хотя, сказать по чести, у местных доходяг брать действительно было нечего. Ширайя решительно не обращала внимания на то, что болтает человек на сцене – главное, что он достаточно привлекал к себе внимание.
- … что, совсем никто? А вот хоть бы даже и вы, милсдарыня!
Парнишка, к которому следующим подбиралась воровка, развернулся и уткнул в неё изумлённый, почти ничего не значащий взгляд. Ширайя осознала, что он такой не один – по толпе кметов прошёлся не то вздох, не то ропот. Шпана завопила:
- Меченая! Меченая плясать будет!
Глашатай, наконец, соизволил слезть со своего пьедестала, и с видом благостной невинности, аки полуденница через поле, поплыл к эльфке, осиянный благодатью. Той, собственно, ничего не оставалось, как вполголоса то ли обронить, то ли констатировать:
- Вот же блядь…

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-05-21 19:25:00)

+3

3

Любой уважающий себя пасюканец еще с тех самых пор, когда в его растерянный от дурного умиления кривой младенческий рот залезал набухший молоком розовый сосок родной матери, интуитивно уже вроде бы и смекал умом, что большой праздник Ядрёной Тыквы не просто какая-то там глупая забава, но чтимая испокон веков традиция предков. Подрастая, такой розовощекий младенец сначала лишь шкодливым ребёнком восторженно бродил с родителями под руку меж обтянутых пятнистым брезентом окрашенных балок, - это подобие покосившихся рукотворных конструкций именовалось местными гордо "шатрами Ядрёной Тыквы", - клянча знаменитую на всю округу из трёх деревень фруктовую сосучку на берестяной палочке. Позже же, через десяток иль другой лет, будучи окончательно и бесповоротно взрослым, такой визжащий некогда от резких звуков свирели младенец и сам бравым героем крестьянских гуляний смело принимал участие в несчётном числе унылых прибауток и удручающих странностью конкурсов без тени робкого смущения. Стрельба из надломленного лука при помощи обязательно грязных шелухой пяток, прозорливая охота на яичные скорлупки в помёте вьючных дряхлых ишаков, наиболее меткий харчок тыквенной семечкой вдаль, - только малая часть удивительных забав, выпадающих мастерски жребием неумолимой судьбы на долю празднующих. И, конечно, любой уважаемый пасюканец, - и стар, и млад, - трудолюбивой пчёлкой ждал культовое событие весь долгий, зачастую очень нелёгкий, год.
Оттого неудивительно, что даже накануне под полуночь увязав у недурственно широкого стойла близ корчмы верную Лиззи, - лошадь, чей покладистый нрав влюблял в себя ласковым чувством ответных обязательств, - Мун застал солидную часть городка внутри той самой корчмы. Хмельные мордовороты скалили тут в довольной ухмылке гнилые до дёсен резцы зубов, завывая иногда похабные песни, пока спешащие официантки в накрахмаленных белых фартуках разносили заведомо ароматное мочой светлое пиво страждущим посетителям. Лоснящиеся пряным потом минувшего трудового дня сбитые весом женщины уверенно не отставали в знак угрюмого равенства, наперекор громко обсуждая, - не очень то в лучших выражениях к слову, - кто же с кем спал, когда с кем спал и как, собственно, спал. Может зябликом, или по-собачьи? Не важно, к слову. Мун же, бряцая замыленными пылью латами, твердо прохрустел по огрызкам яблок и краюх заветренного хлеба развалившихся на полу сквозь плотную толпу к прилавку и поманил ближе корчмаря. Разумеется, на фоне пунцовых алкоголем деревенских забияк, простоватых пришлых гостей с соседней округи и прочих, он, - рыцарь, ветеран войны и просто человек-каравелла, - выглядел скорее пёстрой игрушкой или же позабытым творцами мироздания реликтом, чем банальной обыденностью антуража. Не удивительно, будто раньше корчмаря к нему, - рыцарю, ветерану войны и вообще, - вальяжно порхнула смуглая, дерзкая цыганка, щебеча что-то о счастливом совпадении роке судьбы.
Кажется, Мун стремительно быстро опьянел рассудком, потому как чрез три половинчатые рюмки специальной медовой настойки он праздно голосил солдатские речевки, обнимался взахлёб с присоединившимися дружками хохочущей цыганки и, что греха таить, даже всплакнул скупой слезой горечи в память о павших доблестно товарищах. Кажется, цыганку звали Эсмеральда, - или Розальда, или ещё какая-либо Льда, - но в любом случае, наперекор имени, она властно обвила пышной юбкой колени рыцаря и, часто трогая его по щербатому лицу, не умолкала даже на считанные минуты. Кажется, после очередной затяжной песни пастуха Трумана, зеленоглазая цыганка таки страстно поцеловала напрочь тупого от выпитого Муна.
В одном месте случилось слишком много кажется.
Утро во славу Ядрёной Тыквы встречает Муна в куче великого ядреностью вони и размером навоза, гурьбой сваленного у погоста поодаль от питейного заведения. Дворняжка преданно лижет жженым наждачкой языком нахмуренный лоб и ноющие скулы. Во рту привкус меди, сухо и мерзко. Ковыляя и кряхтя, Мун понимает две вещи, - он не помнит внятно почти ничего из прошедшей ночи, а на нём только порванные на коленках розовые кальсоны. Лиззи у стойла испарилась. Попытки объяснить что-то шествующей довольными от барской ласки котами паре стражников отзываются важным советом, - ветеранам говна и рыцарям блевоты помогать никто не собирается, а ежели интересуют лошади для выдачи новой партии говна ветеранам говна и рыцарям блевоты, так они почти все, - лошади, не ветераны, - на площади и участвуют в состязании приуроченном прямиком к открытию торжества.
- Вот же блядь! - чертыхнулся Мун, толкаясь прямиком к сцене под басистый гогот окружающих. Зазывала ткнул в кого-то, буркнул что-то, махнул в сторону лошадей средь которых трепыхалась до боли знакомая холка. - Ну! Кто ещё поборется за благоденствие Ядрёной Тыквы?!
- Я поборюсь, я!

Отредактировано Мун (2020-05-21 01:02:06)

+1

4

Где-то вдали, на окраине городка, тоскливо и протяжно заблеяла коза. Шумел водосток поодаль, а под ним, в дырке на стене, своей жизнью жила крысиная цивилизация. На миг Ширайе показалось, что она улавливает все звуки мира по мере того, как зазывала приближается к ней, а его подпевала ищет новых жертв для крестьянского веселья. В толпе молодой кмет залихватски засвистел без помощи рук - для чего ещё была такая внушительная дырка в передних зубах, если не для этого? - и принялся хлопать. Кто-то успел надраться с утра пораньше.
- Ну что вы, милсдарыня, не стесня-я-яйтесь! - заявил румяный мужичок, протягивая к эльфке правую руку. Та отпрянула, впрочем, недалеко, источая почти осязаемую ауру презрения, и отчеканила тихо и хрипло, сквозь стиснутые зубы:
- Тронешь меня - руки укорочу по локоть, смерд.
Боль в горле, мучившая Ширайю несколько дней кряду и не придававшая ей благостного настроения, сейчас пришлась как нельзя кстати - не ожидавший такого отпора местный заводила остановился и выпучил покрасневшие поросячьи глазёнки, точно не мог поверить сходу в то, что услышал. Чёрт подери, ведь она собиралась просто проехать мимо! Или задержаться здесь на день, не больше, чтобы переночевать в относительной безопасности.
Настала тишина, готовая вот-вот взорваться. Она и правда лопнула, но не криками и попытками заломать воровку (пропажу, к слову, должны обнаружить с минуты на минуту), а грянувшим хохотом, разошедшимся волной от “эпицентра” до крайнего кольца зевак. Эльфка, впрочем, не засмеялась, а упёрла пристальный взгляд в показавшегося на глаза воина - буквально без рук раздвигающего толпы, покорителя деревенских конкурсов, восходящую звезду глубинки. Испещрённого морщинами и, вероятно, шрамами, в одних портках, дух вышибающего одним своим присутствием, в прямом смысле этого слова - убойная смесь похмелья и умопомрачительной ночи в навозной куче, парфюм по последней оксенфуртской моде. Жаль, зеленоглазая чертовка ночью оценила очарование бывшего солдата очень дорого - к счастью, черновласая язва об этом не знала, как и о большей части происходящего вообще.
Площадь, украшенная рыжими лентами, уставленная буйствующей зеленью в горшках и даже цветами, которые вырастили специально к празднику, встретили Муна благоуханием. Кажется, лошадка его обрадовалась появлению хозяина - заплясала задними копытами, пряднула ушами.
- У нас есть два тыковника! - громогласно объявил глашатай, сделавший вид, что ничего от эльфки не слышал, она ему не отказывала, не угрожала, и вообще - всё идёт как задумано.
- Я в этом дерьме не участвую! - заявила было Ширайя, но голос эльфки потонул во всеобщем гвалте, затем кто-то толкнул её в спину, и толпа, как-то не озаботившись мнением участников, понесла благоухающего (к сожалению, не ромашками), жизнью знатно побитого, судя по всему, незнакомца и неприметную, окромя разве что ломаной переносицы, воровку (всё ещё в капюшоне, так что пока травмировать психику присутствующих острыми ушами та не успела) прямиком к подмосткам, на которых красовался доспех, перевязь с мечом, какие-никакие, добротные сапоги, вестимо, и прочие пожитки странствующего рыцаря, не считая его лошадки. Эльфка была сравнительно высокой, поджарой даже учитывая походное одеяние, с высокой, стройной шеей, и, сучье племя, как и все прочие остроухие была красивой. Правда, красота эта была недобрая - она ассоциировалась с тоской и затаённой, ядовитой злобой. Глаза, если присмотреться, конечно, выдавали происхождение Ласки - миндалевидные, цвета мёда. Из-под капюшона и из тугой тяжёлой косы выбились смоляные пряди, будто бы присыпанные пеплом - странный оттенок. Ширайя избегала глядеть на незнакомца в упор, впрочем, обычно, чтобы сделать выводы, эльфке хватало одного-единственного, похожего на тычок шпагой.
- Как звать тебя, мил человек? - старательно игнорируя неважнецкий вид Муна, осведомился зачинщик. Ширайя волей-неволей сморщила нос - шрам на её лице исказился белой змеёй, рука метнулась, дабы пережать чувствительный нос.
- А тебя, милсдарыня?
- Меня звать не надо, беду накличешь, - сипло огрызнулась Ши, на сей раз ухмылка растянула её бледные губы, но её ответ, вестимо, снова проигнорировали - деревенская жизнь учила местный люд, что в случае отказа надобно сделать вид отсутствующий и напирать жопой, как обычно делали собаки - прокатывало неизменно.
- Рассольчику бы ему, Казимир. - грохнул кто-то из толпы.
- А девке мужика нормального, ишь какая злая!
Пререкаться с толпой было не только бессмысленно, но и опасно, так что Ширайя только глазами из-под капюшона сверкнула, лениво подумывая, как теперь отсюда слинять - покуда её и голоштанного коллегу по несчастью вытащили на всеобщий обзор. Эльфка ощутила, как катится по виску крупная капля испарины - с минуты на минуту раздастся возмущённый крик, однако, вопреки ожиданиям, кроме смеха ничего пока слышно не было. Однако если так и не прояснится - вероятно, имело смысл даже поучаствовать в балагане - вещички выглядели добротно.

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-05-21 16:53:26)

+1

5

Взойдя косолапой перевалкой босых ступней на импровизированное наспех крестьянское ристалище, Мун весьма презренно отнесся к самому своему преисполненному теперь хлипким достоинством нутру. Затем, крайне вяло и вынужденно, сцедил каплей остроту сложившейся в бесконечном моменте перипетии шутливой жизни, выпавшей на его долю. Смущенно, теряя бушующее жаркое пламя изначально смелого недоумения, он впёр растерянный взгляд мутноватых пленкой похмелья карий глаз в толпу лобызающих округу смехом зевак и тут же неистово затрепал сбитыми от ударов пальцами зудящие завитки выгоревших на позднем к теплу осеннем солнце каштановых волос, что некогда вечно выстригались кротко на мужланский манер квартированным в полевой лагерь косоглазым цирюльником; естественно в неаккуратно сбитые паклей пряди забились мелкие комья прелого ароматом навоза. Измазавшись в нём крепко тыльной стороной ладони, горе рыцарь машинальным действием затёр её об волосатую, поджарую длительными физическими тренировками, грудину. Ощущая влажный скользкостью отпечаток смердящего квашеной капустой нароста на туловище, Мун оторвал с трудом беглый взор от визжащих в удовольствие крестьян и тщательно оглядел себя.
Бурые засохшим чернозёмом щиколотки тёмно-зеленые от ссохшего сока свежескошенной травы, покрытый рубцами шрамов и укусами осколков мощный торс вымочен в засохшем чернотой компосте, втянутый живот красными точками грязевой чесотки разыграл партию в пятнашки - точно не лучшее первое впечатление. Руки, выкрашенные полностью то ли углём, то ли дёгтем, испещрены точечными мелкими порезами, весомыми царапинами и хлёсткими кровоподтёками, будто за них рыцаря давеча куда-то упорно тащили. На левом плече кто-то умудрился расписать блеклой краской, - или грифельной тушью, - величественное обозначение "Говняк". Из какой-либо одежды только разорванные на оба колена розовые кальсоны, - при чем их обладателем Мун никогда не являлся. Вкупе с щербатым лицом, знатно обросшим на дорожном тракте колючковатой густой бородой, ветеран более походил на пещерного тролля, чем на обычного человека. Или, может, походил он как раз таки на "Говняка".
- Как звать тебя? - горлопаня нараспев осведомился зазывала.
- Слушай, - прыскает полушепотом сипло Мун, клонясь ближе к глашатаю. Тот, конечно, приставным шагом отходит прочь. Приходится чуть повысить тембр голоса. - слушай, говорю. Это мои вещи на моей лошадке, - кивком указал рыцарь. - Отдавай-ка по этому, по доброму, смекаешь? - в ноздри ударила наконец-то собственная вонища, бодро вызывая тошнотный кашель и редкую капель слёз.
- Мил человек? - как бы уточняя, добавил зазывала.
- Не мил я тебе человек! Отдай вещи мои, сука! - брыкаясь от кряхтения, багровый злостью и задыхами, резонно оповестил в ответ рыцарь.
- Дамы и господа! Сэр Говняк! - торжественно заявляет оратор, производя манерно поклон и пассы руками. Зрители в экстазе ликуют, приветствуя новоявленного претендента без лихого блеска укоряющего намёка на претензии к его подозрительно ущербному внешнему виду.
- Сука... - Мун зашелся в истерическом, дробящем бронхи кашле и внимание масс мигом закружило незнакомку объятиями искреннего интереса. Вчерашний щегол, ныне ограбленный до исподней воин, ожидаемо скрючился пополам. К итогу вязко сплюнув, - а может и смачно сблевнув желудочной жижей, - Мун распрямился и ухватил зазывалу за плечо, пригнув чуть вниз. - Верни. Мои. Вещи. Сука. - в расплывшихся кляксами влаги очертаниях мироздания, лицо оратора исказилось болью.
- Хочешь награду Говняк, так выиграй.
- Чего? Где выиграть?
- В ИСПЫТАНИИ ЯДРЁНОЙ ТЫКВЫ! - орёт блаженно глашатай, начав приплясывать

Отредактировано Мун (2020-05-22 02:09:57)

+1

6

Кажется, кто-то знатно постарался над тем, чтобы испортить вояке день - а в том, что это солдат, не какой-то особо крепкий крестьянин, эльфка даже не сомневалась. В сынах войны было что-то общее - то ли выправка, то ли манера двигаться, и Ширайя отлично запомнила людей, из которых Скоя`таэли выпускали кишки в стычках близ Барсучьего Яра. Вылезающие из орбит глаза, кровавую пену на искривлённых ртах, исторгающих полный агонии полухрип-полустон. Свернувшаяся в тугую спираль змея в груди некстати шевельнулась. Эльфка дёрнула уголком губ и отвернулась, осознав, что под наплывом воспоминаний весь остальной мир точно истаял в молочно-белой дымке, а по хребтине пополз мерзкий холодок.
Незнакомец оттянул на себя всё внимание глумящегося люда, и Ширайя молча, с неким оттенком любопытства слушала не то диалог, не то перепалку, которая разразилась между глашатаем и, по выговору, то ли блавикенцем, то ли новиградцем, черти их, реданцев, короче говоря, разберут. Вскоре выяснилось, что незнакомец пришёл не просто явить своё великолепие честному народу, и эльфка скептически вскинула левую бровь.
- Не могу определиться - завидовать или сочувствовать. - когда заезжего фехтовальщика скрутило не то тошнотой, не то каким припадком, Ши скрестила на груди руки в тонких перчатках и хмыкнула, покачав головой.
- Дамы и господа! Сэр Говняк!
- В голове у тебя говняк, дубина ты стоеросовая. - эльфка ответила глашатаю, невольно зацепившись взглядом за кем-то накарябанное прозвище прямиком на телесах солдата. Вестимо, тут без исходящей хохотом детворы поодаль не обошлось, тем более, что руки у них точно так же были вымазаны в дерьме - невооружённым глазом видно.
Словом, компания у эльфки подбиралась так себе.
Приплясывания оратора встретили буйными рукоплесканиями, кто-то даже в порыве чувств весьма метко бросил в него куриным яйцом, почём зря порча добро. Склизкая клякса сползла по лбу глашатая, тут-то душа поэта и не стерпела - тот побагровел, потрясая кулаками и соскочил с импровизированной сцены в поисках вандала. Злодеем, впрочем, оказался сорванец в коротких, видавших виды штанишках, бесстрашно босиком припустивший прямиком по изморози. Эльфка тяжело вздохнула (насколько это было возможно в условиях всеобщего благоухания), потёрла лоб пальцами и сделала для себя определённые выводы. До той поры, пока публика следила за происходящим на “арьерсцене”, Ширайя приблизилась к горе-вояке, преодолевая лёгкую тошноту, протянула ему бурдюк с холодной ключевой водой, и заговорила тихо, хрипло, низким колючим тембром:
- Я так понимаю, тебе в происходящем участвовать тоже нахер не впёрлось. - янтарный взгляд скользнул по толпе, покуда воровка не убедилась, что на них пока не глядят. - Быстрее всего будет сыграть в их игру, по местным правилам. Слинять не получится - против толпы воевать опасно. Даже, предположим, вдвоём.
Эльфка глянула в упор в глаза Муна, чуть приподняла вопросительно брови, покуда волна всеобщего ажиотажа пошла в обратном направлении, возвращаясь к событиям прямиком перед возбуждёнными кметами.
- Срам-то хоть прикрой! - сквозь гвалт прорвался скрипучий, режущий по ушам голос женщины в возрасте, хохочущей в полный голос. В рыцаря хлёстко прилетела какая-то тряпка, вестимо, из бабьего гардероба - не то юбка, не то платье в белый горошек.
- Что у вас тут нонче за забавы, милсдарыня? - обратилась к ней Ширайя.
- Ну так как же! Сначала будете на тыкве и кукурузном початке биться, Корешок-дурачок подыгрывать станет. Опосля, значится, будут пляски для всех, потом - раскупорим бочки, - перечислила женщина весьма немалых габаритов, загибая толстые, аки сосиски, пальцы и морща крючковатый, измазанный в саже нос. Кажется, сажа была местным знаком отличия.
- Сэр Говняк, значится, и дама… - вернувшийся не то тамада, не то безумец, окинул пристальным взором нервничающую эльфку, прикидывая, как бы пообиднее ту окрестить.
- Дама Стерлядь! - крикнул кто-то из толпы.
- СТЕРЛЯДЬ! - подхватил ведущий, кем бы он там ни был, и Ширайя, горестно вздохнув, хлопнула себя по лбу ладонью, отёрла затем лицо, как будто это как-то могло ей помочь. Помощник подтащил корзину с “оружием” - кукуруза в этом году и правда получилась добротная, хотя по размеру напоминала не мечи скорее, а дубинки. Из тыквы, впрочем, щит тоже был весьма посредственный.
- Грёбаный стыд, - приглушённо простонала Ширайя, издали ещё углядев, что женщина при телесах не шутила.

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-05-22 09:26:39)

+2

7

- Спасибо. - хрипловатым от набухших коркой миндалин алым горлом в тон незнакомке ответил Мун. Приняв из её цепких ловкостью рук бурдюк из бычьей кожи, он с безумной жадностью припал к нему и большими глотками опустошил напрочь почти всё плескавшееся жидкое содержимое. Мягкая прохладой проточного ручья вода резво отрезвляла разум; не осознавая прежде, как слипся сухостью в опоясанным зубьями рту набухший язык с воспаленными дёснами, рыцарь тщетно старался утолить ядовитую вязкостью жажду. Глотки пудовыми злотыми оренами проваливались лихо через петлистую трахею внутрь желудка, комьями тяжести обжигая сжатые внутренности, но должного насыщение не наступало. Все также ощущая расхлябанность сухожилий, вялость мысли и необходимость в скором времени длительного отдыха, Мун возвращает бурдюк незнакомке. Изучает её. Что-то в напускной вуали надменности, этими приятными резными из лоскутов кожи чертами лица и проворной дикой кошкой грации предательски выдает в ней далёкую чужестранку. Каждое её движение не зря, а несёт в себе затаенную собранность, возможность точно и мобилизовано направить удерживаемую рамками нужды мощную энергию в нужное русло, превратив его из хлипкого истока в бурлящий поток. Ласковые цветом одеяния частично покрыты дорожной грязью, - не иначе незнакомка вечно странствует. Вечно в пути. Но кто знает, что она пытается найти по его итогу?
Да, незнакомка права, - несмотря на мнимую грубую глупость подпитой толпы, вряд ли нашему миру явится более опасная нечисть, чем грешная стихийно недовольная чем-либо крестьянская чернь. Никакого военного опыта и армейской муштры, - ровно как и хитрости очаровательной путницы, - не хватит для ощутимой победы в столь неравной битве. К тому же, победой можно считать только возвращение собственного скраба и благополучное отбытие восвояси, а ведь рыцарь точно не в той физической форме, чтобы заслужить должное силой. - Согласен. - кивает воин в ответ на предложение актерской инсценировки от незнакомки .
Какая-то увесистая тряпка прилетает в Муна, тот кувыркает ее стопой, взбивая ввысь, и культяписто поднимает, - лишь женский бежевый платок. Хлёстким движением он чуть надрывает ржавую потницей ткань и умело опоясывается на манер востока, ведь меньше всего хочется потерять последние модой кальсоны при возможных в будущем резких движениях. Больше походя на утрированного до невозможности шута, чем на рыцаря, Мун наблюдает, как на сцене появляется набитая снедью покатая корзина. Поверх гниловатых тухлотой помидоров "оружие", - подобие меча из спелых желтизной кукурузы початков, очевидно каким-то чудным образом склеенных меж собой, для девы. Щит же от верхушки гигантской тыквы с продетым криво вопреки пропорциям куском бечевки вручают горделиво Муну. На сцену, под свист самодельных трещоток и улюлюканье горожан, взбирается, жутко кряхтя бронхами, раскрасневшийся от напряжения смердящий пухляк. На нем оранжевое в обтяжку блестящее трико, а из полей шляпы нагруженной на голову торчит пушистый клок свежесрезанной бурой травки. Лизнув с курчавых усищ испарение слюней перемешанных с густыми зеленью соплями, пухляш берёт пару помидоров, пытается ими жонглировать и роняет. Затем, встав между Муном и незнакомкой, тонким голоском начинает лепетать:
Йа тыквочка ядрёная,
Семками груженая!
Плодоносю йа всё лето,
И вкуснее йа омлета!

На хлипкую сцену по деревянной лестнице взбегает точно такой же пухляш, недаром родной или троюродный брат первого усатого мужичка. Он весь в мокрых перьях, то ли стянутых с обивки подушек, то ли с несчастных ныне лысостью птиц. В ответ, так же писклявя, он продолжает:
А йа злой птиц!
И йа всех вас тупиц,
Щаз мигом обделю,
Сожравши вашу тыквую!

Ядрёный тыквенностью пухляш изображает боязнь и забегает за обнаженную спину Муна:
Защити меня Говняк,
От пернатых забияк!
Покажи им какова
Твоя птичья западня!

Пухляш-ворон аналогично неубедительно кружит, изображая полёт, за спиной незнакомки:
Ну-ка дай им пездюль,
За меня то, Стерлядь!
Наша птичия братва
Ненавидит Говняка!

Отредактировано Мун (2020-05-24 22:33:24)

+2

8

Когда незнакомец глянул на эльфку в ответ, когда принял бурдюк без лишних приключений и, как говорят новомодные оксенфуртские граждане - без эксцессов, заметно стало, что Ширайя несколько расслабилась: опустилась линия острых плеч, желтоокий взор поубавил в настороженности, пропало напряжение в позиции. По крайней мере, опасаться того, что с похмелья злой, аки разбуженный в зимнюю пору голодный медведь, и столь же немытый солдат ударит ей в спину, уже не стоило, хотя исключать данного исхода не следовало. Судя по дальнейшим действиям, странствующему рыцарю в подобные обстоятельства попадать было не впервой, и когда тот обвязался цветастой тряпкой на некий скорее зерриканский манер, Ши даже уважительно хмыкнула, едва заметно качнув головой. По крайней мере, его невозмутимости можно было позавидовать (и живучести, судя по белым полосам, испещрявшим выставленные на всеобщий обзор участки кожи).
- Держись. От меня. Подальше. - процедила Ширайя, подозревая в одном из паяцев коллегу по цеху - такие вещи наверняка не диагностируешь, их узнаёшь по каким-то невербальным, неявным признакам и манере себя вести… даже если выглядит подозреваемый как неотёсанная жертва шутки природы.  В довесок она пригрозила ему неким импровизированным оружием, которое, впрочем, несмотря на холодную свирепость эльфки, назвать мало-мальски грозным не поворачивался язык. На состязание горе-стихоплётов Ши ответить особо было нечего, но когда один из них надёжно спрятался за спиной у воина, со стороны толпы раздался пронзительный, поначалу будто бы неуверенный, но затем - преисполненный праведного гнева крик, затем оформившийся во вполне внятное и даже справедливое обвинение:
- Вор! Бабыньки, ВОР! - указующий перст указал направление всеобщего гнева, и перст этот указывал в сторону Ширайи.
“Ну всё, пиздец.” - закономерно сделала вывод эльфка, не успев даже решить, кому тут молиться, однако кмет в перьях, околачивавшийся около Ши, смертельно побледнел и напружинился, изготовившись обороняться.
- Эй, это же моя брошь! - возмущённо крикнула эльфка, ткнув куда-то в сторону опущенной и заведённой за спину руки крестьянина. В заявлении не было правды, но для мгновенно вспыхнувшей яростью толпы этого было вполне достаточно.
Не о петух, не то ворон кинулся прочь со сцены, недолго думая и даже не помышляя о том, чтобы попытаться оправдаться. Толпа заволновалась, загудела, и вскоре оглушительно лопнула негодованием, рассыпаясь на радостных зевак, преследователей и одну беспрестанно верещаще-причитающую женщину, пытавшуюся разжалобить остальных тем, что, дескать, чумазых шестерых мальчуганов нечем кормить. А ведь это будущие защитники Каэдвена!
- Корешок! - выдавил из себя второй паяц, припустивший, очевидно, не то за братом, не то за другом.
- Лови сучье отродье! Паразит! Охальник! - слова, что ни говори, были лучше камней, однако и за последними дело не задержится. В поднявшемся и стремительно раскручивающемся хаосе кто-то вскочил на сцену, попытался стянуть сапоги Муна, однако эльфка оказалась возле него в два прыжка, пинком огрела по рукам. Первым делом Ширайя подбросила странствующему рыцарю увесистые ножны с его верным клинком, мысленно лишь уповая на то, что незнакомец её услышит в сгустившемся гуле толпы:
- Руби поводья и бежим!
Ремни напоследок хлестнули её по руке и торсу, точно протестуя против осквернение касанием воровки. Лошадка, вестимо, заволновалась, встряхивая гривой. Эльфка под шумок схватила из вещей рыцаря то, что было под силу унести, не снижая скорости - уповать на то, что Мун верхом её подхватит, явственно не стоило. Из претендовавших на пожитки солдата кто-то сильно толкнул Ширайю в плечо и она, оскользнувшись, упала было в грязь, но вскочила затем на ноги так легко и проворно, точно весила совсем малость.
- Arse! - выплюнула эльфка, когда капюшон слетел с её головы, и молва подхватила ещё более
страшное, ненавистное всему честному народу слово:
- НЕЛЮДЬ! Нелюдь поганая, люди добрые! - впрочем, во всеобщей неразберихе, пока народ
растерялся, остроухая рысью припустила прочь от деревни, решив, что в выборе “моя
жизнь” и “жизнь мерина” без всяких сомнений побеждает первое. Камень шлёпнулся ей в затылок, но оказался слишком лёгким, чтобы причинить вред. Эльфка юркнула за дом, дабы скрыться от возможного обстрела.

+2

9

Толпа, обезумевшими ленточными червями от проливного дождя опосля засушливого зноем солнца лета, ринулась заполонять всё окружающее пространство площади хаотичной массой человечьих тел. Где-то визжали лихо озорные подростки; кажется, группы подпитых изрядно мужиков, только и ждавших добротного сигнала, сцепились в кулачном месиве под возмущенный возглас своих деревенских простушек. Спешащая к эпицентру действа стража, привычная больше к одиночным недоразумением праздника и вооруженная корягами да дубинками, растерялась, - кого бить и наказывать, если все кто-то собственные соседи, завтра уже готовые к мести за причиненный ущерб? Улей, разворошенный по наитию чертовки судьбы, загудел, поглощая чешуйчатый хвост у самого себя.
Истрепанные временами войн ножны приятно возвращают Муну иллюзию защищенности в перевес откинутого прочь тыквенного щита, а эфес чем-то родного душе меча, отливаясь в рифленую рукоять, мягко знобит шершавую ладонь. Кивнув незнакомке, рыцарь перекидывает ножны за портупею через туловище на голое тело, обнажает вороненую сталь и дерзким размашистым движением от бедра рассекает кожу самодельной упряжки крестьянских вожжей, а затем занимает оружие обратно. Лошади, под стать хозяйской толпе рьяно брыкаются и нервно ржут, скопившейся суетной гурьбой на малом пятачке за сводами сцены. Теряя драгоценные мгновения, усталый на рефлексы Мун возится с поводьями, пытаясь освободить Лиззи, - та, увидев знакомую щербатую морду, успокаивается и энергично бьет пушистым хвостом спертый воздух. На полотняном седле перекинуты, связано воедино, разрозненные элементы тяжелых доспех, - нагрудник, наплечники, единственная вставка железа на локоть. Остальное либо стащили нещадно заправские цыганские воры, не сумев выгодно сторговаться, либо успела прихватить ловкая незнакомка.
Наконец-то высвободив милого воинскому сердцу скакуна из общей кучи взбитых грив, Мун шатко седлает лошадь и крепче сжав бедрами её лоснистые бока, припускает животное вперёд легкой рысцой. Маневрируя меж разодетых в рвань нищеты тел, погруженных в священную пляску сумасшествия волнами разъяренного солью моря, рыцарь сквозь бесформенный белёсый шум выбирается с битком груженной площади. На периферии раззуженного взгляда взметается щелчок движения. Инстинктивно прижавшись к душно пахнущей дегтярным мылом холке Лиззи, Мун понял, что то вовсе не оперенная стрела пущенная тетивой, а только зазубренный серостью дорог камень. От основной толпы позади уже отбивались новые и новые горожане, желающие всеми силами ног догнать мерзких им беглецов. Впереди же, наперекор двум всадникам, рыскала, сужая круг, ещё опешившая стража в поисках виновных. Вестимо, будто проворная эльфийка и шутливый рыцарь оскорбили нежные чувства пасюканцев прямиком до тыкв и ранимых сантиментов.
Дом за поворотом оказался ветхим, но вполне сносным амбаром. Вечерело и в отдалении загудели крылышки сверчков. Пользуясь преимуществом заминки страждущих наказаний и тем, что они пока утерялись из виду, Мун правит лошадь во внутренности амбара.
- Сюда, va, быстрее. - тихо обращается хрипя голосом рыцарь к измазанной грязью эльфийке.

+2

10

Инфраструктура Пасюков, впрочем, приятно порадовала и удивила эльфку, успевшую мельком оценить пускай и скромный, но размах местной завонявшейся помоями подворотни.  Как это обычно и водилось, паралелльно с цивилизацией обычной люди, живущие в тени, строили свою – сейчас и здесь вместо обычной грязной улочки эльфка видела обилие возможностей. От надвигающегося хаоса, в котором слышался быстрый перестук копыт Лиззи, воровку отделял один дом.
- Ладно, стало быть, увидимся по ту сторону села, - пробормотала Ширайя, на ходу запихивая ранее прихваченные ею вещи Муна в свой «грустный» - оттого, что толком не наполненный – заплечный мешок. Поступь эльфки сделалась странно-пружинистой, вскоре стало понятно почему – она с коротких выдохом подпрыгнула, уцепилась за довольно низкую перекладину у пристройки, затем силой инерции подтянулась, оказавшись на ветхой, угрожавшей осыпаться прямиком под стопами, крыше.
Поблизости послышались спешное шлёпание по луже, и Ши вжалась в стену, отступила в густую тень там, где пристройка примыкала к жилому деревянному зданию в два этажа. Шальная мысль посетила задворки сознания эльфки – неплохо было бы устроить кметам пожар, чтоб этот капустник они запомнили ещё надолго.

- Я видел, люди добрые, эта эльфская сука сюда бежала! – заявил, очевидно, ведущий стражу кмет.
- Денег, значится, за способствование поимке не будет, - отрезал грубый, прокуренный голос в ответ. Ширайя, державшаяся тише воды, ниже травы, припала на руки, балансируя и с чрезвычайной осторожностью выглядывая на голоса. В кмете она узнала никого иного, как давешнего зазывалу-оратора, а из троих стражников с ним явно главный, поумнее остальных, глядел на кмета с подозрением.
- А вот за препятствие следствию наказание положено, - тот, что пониже первого, смачно, с каким-то особым удовольствием харкнул в лужу белым пенным пятном.
- Так я же… Чего вы!.. – задохнулся не то от возмущения, не то от страха кмет, голос его дрогнул. Ши тихонько хмыкнула и снова скрылась, пока её не заметили, и принялась ждать, пока те решат, что же делать дальше.
- Пошли отведова, Василь, делать тут нечего. Брешет же скотина, на лбу написано!
- Я не со зла!
- Это мы уже в штабе разберёмся. Куда, сука?...
Вестимо, погоня теперь приобрела иной окрас, поскольку глашатай был вынужден расплачиваться за свой праведный гнев и попытку помочь бегством от гнева правосудия в лице страдавших похмельем так же, как и Мун, стражников. Когда цветастые матерные идиомы затихли вдалеке, эльфка продолжила путь – теперь по карнизу, затем – по балкону и снова по грязи.
- Сюда, va, быстрее.
- Твою ж мать! – эльфка, критически осматривающая амбар на его состоятельность в плане убежища на какое-то время, буквально подскочила на месте, мысленно ругнула себя за невнимательность, поскольку на месте опального рыцаря мог оказаться кто угодно. Она, конечно, слышала приближающуюся лошадь, но думала, что скрыта в достаточной степени.
Впрочем, и Мун знал, что искать. Точнее, кого.
Взгляд эльфки был как укол иголкой в мягкое место.
- У меня остался мерин… возле трактира. Но я не представляю как его сейчас вытаскивать. – ответила она на слова странствующего рыцаря. – Не думаю, что Гора обидят, скорее продадут куда. Но нынче лошади – недешёвый товар.
Эльфка приблизилась, напряжённо глядя за спину незнакомцу – не привёл ли он кого, не решил ли сдать её властям, дабы вернуть имущество без последствий и обелиться в глазах закона? Но, кажется, на улице было относительно тихо.
- Дождусь ночи и пойду забирать его из конюшни.

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-05-30 13:05:18)

+1

11

Внутренности убранства ветхого застеньями амбара оказались под стать первому внешнему для глаз броскому впечатлению. Колкие стога уже изрядно ветхого хрустотой сена возвысились царски сумбурной гурьбой в острых углах забытой богами постройки; по кривым дощатым стенам, сквозь древесные щели которых проглядывались последние робкие лучи уже уходящего спешно за рваный горизонт солнца, на изогнутых с усилием удара ржавых гвоздях восседали то гладкие серпы, или же тупые молоты, а то и вовсе прочая мелкая утварь крестьянского затейливого ремесла. Аромат изрядно застоявшейся, оттого слегка прелой компостом, скошенной травы упорно бил по волоскам ноздрей, - впрочем, как-то не особо надоедливо. Разве что вечерний холод, мягко поднимавшийся клубками изморози от земляного влажностью пола, пробивал крепкие кости в меру суровым ознобом в честную достойную плату за оторочившую миролюбивую тишину подаренную двум внезапным гостям и их единственной верной лошадке.
Мун утомленный бегством спешился и нежно натягивая стропы поводьев торопливо завёл Лиззи внутрь амбара. Разгореченное кровью от радости спешного галопа животное уединенно тихо вынюхало вкуснейший деликатесный овёс далеко в глубине постройки и степенно окружив его мощным туловищем принялось грациозно поедать лакомство, периодически подергивая кончиками шерстлявых ушей в довольном порыве мурчащей кромки души. Недоверчиво озираясь по сторонам всего света эльфийка юркнула наконец-то вслед за массивные ворота, после чего рыцарь с натуженным усилием плотно закрыл их, заложив кованые мастеровито поручни лежавшей близ грубо выделанной железной балкой поперек. Набухшие вены окончательно разогнали по свинцовым бессилием суставам слабость; рельеф мышц дерганно расслабился, ватные ноги непослушно уму подкосились, так что Мун вынужденно завалился навзничь в один из столпов сена. Потную липкую спину тысячей острых иголок пронзил сухостой, а взор выверено выцепил клоки пыли цепко вляпавшиеся в многочисленные узоры паутинок на ромбовидном потолке, но покой тела отнял шанс у беспокойства разума. Мысли пушистой дымкой проскользнули прочь чтобы на засушливых устах воина возникла гравировка тупой, жутко праздной улыбки.
- Вот и дели так шкуру почти убитого медведя. - под нос бурчал сонливым тембром Мун. - Ещё б чуть, и всё, нет добра. Это они ловко, цыгане эти смуглые, ловко. - Судя по блудному слухом лишь прибывающего меж королевством сном и чертогами бодрствования шуму, эльфийка что-то перебирает из захламленной снеди амбара. Рыцарь принимает подобный интерес поисков в знак согласия. - Хуже нет врага, чем тот, кто исподтишка в силки жертвой загоняет. Ведь точно отравили чем-то накануне эти смуглые, цыгане эти. Видела их?
Заерзав и устроившись удобнее, Мун продолжил: Хотел то просто сестре в подарок сувенир какой добыть, - столько бродил повсюду, а ничего и не заимел толком. Думалось, может какую куклу там, или шарик-попрыгунчик на ярмарке заиметь. А что вместо этого? Какая-то кукурузная ебанина и тыквенные обмудки ряженые. - Рыцарь возмущенно фырчит сквозь передние зубья. Сон лелеющей плёнкой заворачивает внутрь и в хлипкой надежде победить негу забытья, Мун приподнялся и оперевшись на локоть глядит на эльфийку. - Ну а ты чего тут забыла, sor'ca? Здесь лесов маловато и караваны почти не бродят, - мне ваш народ известен, вам такое подавай ныне.

+2

12

Снаружи стал подниматься ветер. Сквозняк пробивался через плохо подогнанные доски стен и нёс с собой тяжёлый и сырой запах травы, медленно превращающей кромку речки в непроходимую, вонючую топь. Благодаря тонким, точно лезвие, лучам солнца, пронзающим клубы изморози и выхватывающим рабочие инструменты, атмосфера в обыкновенном крестьянском амбаре создавалась неожиданно уютная. Однако эльфка выбивалась из неё - напряжённая, точно взведённая тетива арбалета, и готовая сорваться с места в случае малейшей угрозы, как арбалетный же болт. Жизнь учила её не расслабляться даже с хорошо знакомыми людьми, чего уж говорить о незнакомцах? Она наблюдала за Муном, чуть склонив голову набок, сама будучи живым воплощение контраста - алебастрово-белая кожа на фоне антрацитово-чёрных волос. В темноте глаза эльфки казались почти что карими.
- Цыгане?  - переспросила Ширайя, вскинув бровь, и прищёлкнула языком, качая головой. - Не видела таких. Я и не думала, что кто-то ещё способен вестись на их уловки, кроме кметов. Мужики, что с вас взять... Держи.
Эльфка хмыкнула, затем перебросила Муну его пожитки, извлечённые ею из рюкзака, а ранее благополучно вызволенные из лап деревенских. Затем опустилась на сенный настил, подозревая, что в нём уже давно хозяйничают клопы, а то и ещё кто похуже.
О том, что ранее люди из её банды занимались точно таким же видом мошенничества, разумеется, Ширайя умолчала - незачем было тревожить вояку, и, тем более, о ремесле своём упоминать.
- Почему же нет добра. Отбили бы его кукурузой да тыквой, - ухмыльнулась эльфка, и ухмылка на её лице получилась какой-то особо паскудной, едкой. - Хорошо, что Лоб не видел, как достопочтенная Ласка мало того, что вступилась за чужое барахло, так ещё и в дуэлянтки подалась.
А вот тихий смех получился добрый, полный странной, тягучей ностальгии, затем снизошедший в странную, чуть ли не скорбную тишину и паузу, которую вовсе не хотелось нарушать. Поскрипывали половицы под копытами переступающей лошади. Что-то постукивало наверху, там, где полагалось быть чердаку. Снаружи роптали редкие деревца да кусты, пронизываемые невидимыми нитями ветряного потока. Мун рассказывал о подарке своей младшей, вестимо, ждущей его с самой войны. Ширайя, выслушав его короткую историю,  хмыкнула снова и пожала плечами, мол, дерьмо со всеми случается, так или иначе.
Ответила эльфка не сразу, созерцая, как мерцающая золотая пыль невесомо кружит в лучах заходящего, тускнеющего с каждой минутой солнца. Разумеется, подобные вопросы воровке приходилось слышать часто, но вот для каждого приходилось подбирать свой ответ. Каждый раз. И каждый раз это давалось не так просто, как хотелось бы.
- Я, может, и из другого народа, но мало чем от вас отличаюсь, - слова, дюже нетипичные, вероятно, для гордого Народа Гор. - Сравнительно спокойная да сытая жизнь - разве это большие желания?
Создавалось ощущение, что она говорила с кем-то другим, не со странствующим рыцарем, а с незримо присутствующим здесь третьим собеседником. Однако когда она скосила на Муна взгляд с пляшущими в нём золотинками, точно пресловутая солнечная пыль осела в глубине радужек, ощущение пропало.
- В Новиград я держала путь. Тут хотела переночевать да пополнить припасы. Но любопытство кошку сгубило, так ведь говорят? - затем она без обиняков протянула Муну узкую ладонь, предварительно стянув перчатку, - Ширайей меня звать. А ты кто будешь?

+2


Вы здесь » Гвинт, винишко, два меча » Каэр Морхен   » Dzielić skórę na niedźwiedziu


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно