Дон-н-н-н. Дон-н-н-н. Дон-н-н-н. Эхо дробилось о стены, смешиваясь со звуком полноводной, быстрой речушки, придававшей поселению некую особую атмосферу, очарование рыбного и торгового промыслов. Ворота только-только открылись и в утреннюю пору, по первой, пустовали бы, не донесись со стороны тракта мерное цоканье копыт – сказать, что один из первых всадников торопился в город, было бы затруднительно. Благодаря серым одеждам и нахлобученному глубокому капюшону его принадлежность к слабому полу выдавала только комплекция да тот факт, что отрока едва ли отпустили бы без присмотра в дальний путь. Без крайней на то нужды.
- Стой! Кто идёт? – сурово осведомился один из стражников, сверкнул глазами поверх внушительных усов, покуда его напарник, до того норовивший скатиться по алебарде, встряхнулся от окрика – вестимо, более молодой. Всадник потянул поводья, вынуждая доброго пепельного коня остановиться, легонько вскинул голову, дабы приоткрыть лицо – на мужика при службе взглянула девушка неопределённого возраста, с миндалевидными глазами цвета гречишного мёда, тёмными в тени, и точно по алебастру высеченными чертами. Одна лишь беда – клеймо белого серповидного шрама поверх ломаной тонкой переносицы, заходивший на щеку.
- Из Ард Каррайга я, люди добрые, - произнесла всадница буднично, бросив взгляд на серебрящуюся издали чешую реки в свете восходящего солнца, обозначавшей линию горизонта. Небо было высоким и чистым, занимающимся васильковой голубизной – чувствовалось, как подступающее лето делает лёгким воздух. Или тому способствовал отгремевший уже Беллетейн?
- К милсдарю Кохену. Ученицей. – уточнила эльфка, только затем вернулась вниманием к людям при алебардах и боевой амуниции. Стражники переглянулись. Молодой вопросительно кивнул, а тот, что постарше, нахмурил густые брови, дав отмашку пропустить путника в серых пыльных одеждах.
Ласка миновала ворота, похлопывая коня по крутой белогривой шее, покрытой призрачными яблоками, беглым взглядом оценила экспозицию – сонный город, окутанный следами предрассветного тумана, и люди на улицах точно сонные мухи, до поры. Из окна в подворотню плеснули смердючей водой с очистками, врассыпную бросилась стайка крыс, а за ними, с палкой, чумазая девчонка в рванье. Ширайя проводила её взглядом и дёрнула щекой, обнажив резец там, где должен был быть клык, затем смахнула надоедливые волосы, лезущие в лицо. Она даже не думала спешиваться, направив коня по главной улице, через площадь – ранее Ласке приходилось здесь бывать, правда, не одной, но с людьми Бертрама.

Как бы там ни было, его воля всё ещё вела Ласку.

Эльфка задержалась на некоторое время у постоялого двора, и к тому времени, как она снова оседлала призрачного своего коня, улицы ожили, наполнились потоком челяди, скотины, разномастной вони: со стороны рынка тащило душком сырого мяса, от трактира – кислой капустой, с порта, главного кормильца городка – рыбой. Ши подогнала скакуна пятками, и тот точно нехотя припустил аллюром к площади.

Ласка потратила битые две недели на то, чтобы отыскать упомянутого в письме человека – Бертрам и сам признался, что в точности не может сказать, как тот выглядит, однако наёмника такого пошиба упустить из виду будет не легко. Старый серебряноглазый волк заявил, что Ширайя узнает искомого, как только увидит – мол, по глазам и по виду лихому и слегка придурковатому. Однако ни в одной корчме его не видали, точно тот сквозь землю провалился, и в итоге эльфка перестала тратить время на расспросы, решив направиться в опальному учёному, некогда работавшему при Оксенфурте, а нынче обивавшему пороги дворян Каэдвена в поисках меценатов на некий рискованный, но дюже окупаемый проект. То, что он был среднего пошиба чародеем, весьма сильно намерениям милсдаря Кохена препятствовало.
Ширайя остановила скакуна поодаль, дабы посмотреть, что там нонче за зрелище собрало не только народ, но ещё и некоего карикатуриста (как решила эльфка) – навскидку, линчуют очередного бедолагу, моряка или пирата. Некоторое время Ласка сидела в седле так, возле одного из домов, дабы не перегораживать оживлённое движение, скармливала коню маленькие яблочки и щурила глаза от беспощадно лупящего по ним света, золотившего тягучий янтарь радужек. Издали, против света, ей было пленника городских властей не разглядеть, впрочем, тратить на это время не особо-то и хотелось. Кохен проживал по ту сторону улицы, следовало миновать площадь и завернуть вглубь города, дабы отыскать лачугу, которую чародей себе арендовал.
- Как звать-то охальника? – осведомилась ближайшая к «авансцене» женщина с внушительной щелью меж передними зубами, обильно потеющая и прикрывающая лицо ладонью, выставленной на манер козырька чуть ниже некогда белоснежного, но нынче – засаленного чепчика. Сивый конь Ласки потрусил дальше, эльфка же потеряла к происходящему интерес.
Солдат предпринял попытку подлезть рукой под шапель и озадаченно поскрести плешь, затем бросил это гиблое занятие. Свет падал на неровные шрамы, изукрасившие лицо приговорённого с позорному столбу мужчину, выловил со дна глаз пресловутое мертвецкое серебро. Серебро Бертрама. Ласка, скользнувшая по нему взглядом, прищурила глаза, потянула поводья, замедлилась, точно не зная наверняка, не обозналась ли. А где же был его хвалёный меч? А пёстрые одежды, лезущие в глаза? Да и о шрамах вожак ничего не говорил.

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-06-01 12:38:06)

Так что же больше напоминало реку в иносказательном понимании этого слова - движение воды или поток людей, стекающих к площади на звуки всеобщей потехи подобно помоям по водостоку? Ширайя оценила становящуюся всё более людной площадь, не придав особого значения как ответу трактирщика, так и собственным догадкам - скорее было похоже на принятие желаемого за действительное. Искать иголку в стоге сена - в самом деле, какое ещё задание Бертрам припас аж на время после своей смерти? Едва заслышав про дела военные, Ширайя понимающе покачала головой и вскинула изящно очерченную левую бровь - немудрено, что наёмника из чужой страны поносили на чём свет стоит - чужаков не любили всегда и везде, даже если они прикрывали жопу твоей собственной отчизны.
Ши медленно втянула пропахший сырой рыбой воздух через сведённые зубы, легонько хлестнула вожжами, и дымчатый взял неспешный, красивый аллюр по направлению к ряду домов поодаль - где-то там был расквартирован опальный учёный. Вслед эльфке доносился похмельный вопль, в котором, если очень постараться, можно было услышать заводную присказку темерской пехоты.

- Ну вот, а ты оскорбился, когда тебя Лоб назвал крысой подзаборной.
- Вот так, ты, значит, да? Прямо с порога хамишь?
- Ну ты сам посмотри. Дыру, в которую тебя загнала нужда, иначе, кроме как норой, и не назовёшь, - эльфка поддела пальцем засаленное покрывало на кресле, вытканное странноватым, гипнотическом узором, в котором ранее можно было распознать золото, на тёмно-алом фоне. Эльфка скосила на чародея жёлтый взор - Кохен надулся, гордо вскинул подбородок и демонстративно поправил колпак.
- Да будет тебе известно, beanna aark, что самые выдающиеся умы эпохи чаще всего проводили всю жизнь свою в бедности и недостатке, однако же награждены они были не славою и не златом, - Кохен выдержал драматическую паузу, подняв указующий перст к потолку. - а осознанием, что дали народу не что иное, как просвещение!
Ширайя закатила глаза, скрестив на груди тонкие руки.
- Вот ты великовозрастный мужик уже, Кохен, а рассуждаешь как подросток-идеалист. Мало того, что знание это на хлеб не намажешь, так ещё и просвещением твоим, на бумаге напечатанным, народ разве что задницу будет подтирать.
Воцарилось молчание, полное такого отчаяния и, кажется, высокопарного пренебрежения мнением остроухой, что Ласка в конце концов всплеснула руками и воскликнула:
- Ладно тебе, хватит дуться. Я, в конце-то концов, необразованная чернь, не понимаю ничего в высоком искусстве и всякое такое. Давай лучше брагу разопьём.
Чародей с усталым выдохом, потирая узловатыми пальцами тонкую переносицу, погрузился в кресло, кажется, жалобно скрипнувшее даже под его тощими телесами. Оно-то скрипнуло, но, к достоинству хозяина, выдержало.
- Слушай, Ласка, ты ведь по делу прибыла, так?
- Да, но дела предпочитаю с порога не обсуждать. Да ещё и на сухое горло.
- Главное, чтобы это опять не оказалась игра “Бертрам обдерёт тебя до нитки, ещё и крайним оставит”.
- Экого ты о нём радужного мнения, - тихо фыркнула Ширайя, затем помолчала, медленно опускаясь на маленький стул в каморке. Над миниатюрной лампадкой вилась мошкара, в тесном помещении стоял едва ощутимый запах отхожего места, хотя Ши и была уверена в том, что брезгливый в обыкновении чародей отчаянно оттирал вечерний горшок каждый божий день.
- Он умер, Кохен.
Тот поправил миниатюрные круглые очки, глянул на эльфку через мутные стёкла, точно не поверив сходу своим ушам. Лицо чародея сделалось старше положенного, тени глубоко залегли по линиям морщин. Эльфка не глядела на него, устремив взгляд на свои хрупкие костяшки пальцев. На одном из них был ониксовый, тонкий ободок кольца.
- Но когда? Он ничего не напи…
- Он бы и не написал, уверяю тебя, - обронила Ширайя, затем пронзила его выцветшие голубые глазёнки выразительным взглядом. - Несмотря на это, я здесь по его воле.
Кохен вздохнул ещё тяжелее - судя по тому, как усердно он принялся натирать нос под очками, маячившая на горизонте тема для разговора показалась ему ещё более бесперспективной, нежели в начале.
- Бутылка в ящике у стены, под тряпицей.

- … а потом он так просто и сказал, представляешь?
- Угум, - мрачно отозвалась эльфка, прокручивая в пальцах глиняный стакан. Чародей захмелел и повеселел быстро - Ширайя знала это свойство колдуна, в подобном состоянии ума он был особо сговорчив на самые разные просьбы, поэтому в определённых кругах о мэтре ходили столь же определённые, преимущественно скабрезного содержания слухи.
- Хорошая история, Кохен. А теперь давай поговорим о деле. Точнее, о просьбе Бертрама.
- Для него - вс-сё что угодно, - заявил чародей, размашистым жестом обозначив щедрость своей истинной, раскрытой хмелем да солодом натуры.
- Ну вот и славненько, - улыбнулась эльфка, обозначая на щеках крохотные, едва заметные глазу ямки, однако взгляд её остался холодным, почти что волчьим. - Так вот скажи мне, добрый человек, видел ли ты где особо искусного наёмника с фатальными наклонностями? К счастью, такие, как он - редкость. Широкополая шляпа, по описанию любит женщин и выпивку…
- … да ты только что описала девяносто процентов братии, что ходит под знамёнами любой страны. - прыснул Кохен, махнув на эльфку мослистой рукой.
- Ну не скажи, фаталисты, тем более рукастые, из них далеко не все. А что насчёт шляпы? - невозмутимо продолжила та, вскинув смоляные брови.
- А что шляпа? У меня вот всем шляпам шляпа!
- У тебя, во-первых, колпак, пьяный ты старикашка, во-вторых, речь об искомом.
- Ах об иско-о-омом! - протянул Кохен.
- Ну да. Я, честно говоря, уже каждую дверь оббила по дороге сюда - ни следа его не нашла.
- А всё знаешь почему? - вид у чародея сделался лисий и дюже загадочный, такой, какой, Ширайя терпеть не могла. Он, выражаясь в самом что ни на есть прямом смысле слова, вызывал в эльфке только одно желание - поскорее стереть наглую ухмылку с лица чародея.
- Ну, - поторопила его Ласка, поскольку таинственная пауза принялась затягиваться.
- Потому что ты херовая ищейка, Ширайя.
- Да ты, сукин хвост, напрашиваешься.
- Отнюдь, миледи! - возразил Кохен, с энтузиазмом вскакивая с места, - И прямо сейчас я вам это докажу!

Спустя около пятнадцати минут Ласка поняла, что, следуя за пошатывающимся чародеем, ведёт дымчатого обратно на площадь. Эльфка на какой-то миг остановилась, оглянулась с толикой неверия, решив, что старый лис решил её разыграть.
- Что ты задумал, старый хрен?
- Обижаешь, ушастая, - тут же надулся Кохен, привычным уже движение поправляя свой колпак, усеянный звёздами и внушавший особое уважение некоторому роду дворян. Площадь, кажется, значительно поубавила в народе с того времени, как Ширая проезжала тут около полутора часов назад - к счастью, мэтр накидался достаточно быстро.
- Вуаля! - с видом фокусника Кохен продемонстрировал эльфке изрядно измазанного не то в дерьме, не то в помоях, помятого, но несломленного, гордого трактирного вояку, опус которого ещё долго вертелся у Ширайи на языке. Черновласая пристально поглядела на узника позорного столба, затем перевела скептический взор на Кохена.
- А шляпа где?
- Так вот же она. Сбили небось, когда кидались в него чем ни попадя.
- Гнилые очистки! Тухлые яйца! Помидоры изрядной давности - всё, чтобы вы, милсдарыня, облегчили душу!
- Душу облегчать в нужнике будешь, бестолочь. А ну брысь отсюда! - рыкнула Ширайя на мальчишку, подвернувшегося ей под руку, затем принялась копаться в кошеле на поясе, извлекая какую-то рваную записульку. - Ладн… Лангс…
- Эх ты, - раздосадованный Кохен выхватил записку из рук Ширайи под её негодующий окрик, затем торжественно прочёл, - Ландскнехт, элитный наёмник. Ну так да, об этом его ремесле давеча на всю мостовую судачили.
Чародей присвиснул, подняв мутный взгляд на Пьера, поверх очков.
- Ну так что, убедились? Это тот самый ваш Избранный. Можно сказать, Предназначение! - священным шёпотом произнёс чародей.
- Ой, да пошёл ты, - отмахнулась Ласка, направившись прямиком к стражнику - тот, в свою очередь, принялся коситься на невесомо приближающуюся, точно по воздуху плывущую фигуру в сером.
- Мил человек. - сладко начала Ширайя, хотя, как обычно, её взгляд не вязался с тоном и речами.
- Мммм?
- Стало быть, вашему узнику от силы четверть часа тут ещё торчать?
- Мммгм. - утвердительно промычал стражник, имея вид суеверный и опасливый.
- Могу я поспособствовать… его досрочному освобождению?
Тот пристально оглядел улицу на предмет повышенного интереса как к его персоне, так и к человеку у позорного столба. Бизнес подавальщиков требухи явно больше не нёс прибыли - те побросали корзины прямо возле места действий.
- Мммм… Мгм.
Эльфка отсчитала из кошелька несколько монет, метнув взгляд в Пьера, точно раздумывала, сколько стоит его свобода. Тот мог ощутить дежавю - подобным образом некоторые господа оценивали дам лёгкого поведения, с коими намерены были провести сколько-то беззаботных часов.

Отредактировано Ширайя аэп Сигель (2020-06-01 16:36:20)