Некогда успешный бард, чья слава прошила тонкой иглой звонкого голоса северные королевства сидела в трактире в небольшом Темерском поселке. Она не балагурила, не выступала на радость публике. Спряталась в тень у стены и выводила прекрасным пером Куролиска буквы на пожелтевшем пергаменте. Это не были строки к новым поэмам, не были и ноты к музыке, лишь сухая информация, которую с неохотой приезжей согласились выдать жители.
О некой целительнице Прис и Ламберт услышали на въезде в Оксенфурт. Присцилла наотрез отказалась уезжать на Скеллиге из Новиграда, Лютик бы, в таком случае, смог бы узнать, куда именно сбежала беглянка и, как считала девушка, поплыл бы следом. Она не хотела преследования, не могла видеть боле сочувствующего взгляда самого близкого друга. Осточертело прятаться за его спиной от публики, молчаливо перебирая пальцами струны. Решено было поехать в Оксенфурт, а от туда уже в Грабовую Бухту. Но не успели они въехать в город науки и творчества, как со всех сторон на них обрушились слухи. Молва убеждала, что последний раз рыжеволосую кудесницу видели в Анхоре. Она мол помогла кому-то излечить сломанную ногу, быстрее, чем он успел прохрипеть свое имя. Подобные слова всколыхнули надежду, что не придется плыть так далеко, что птичка удачи преподнесла на своем хвосте быстрое облегчение и счастье.
Конечно, Ламберт не поверил в такую фортуну и долго брюзжал, что не за чем искать иголку в стоге сена, что проще сесть на корабль и доплыть туда, где точно есть помощь, чем верить сплетням. Но Цираночка решила для себя, что ни может не попробовать. Даже кобылку купила для данной авантюры, чем знатно удивила старого друга. Кобылка была спокойной, миролюбивой и, если уж говорить на чистоту, еле живой. Но хотя бы не скидывала наездницу, лишь меланхолично водила ушами.
На том и был найден компромисс. Менестрель держит путь в Анхор, а охотник на монстров договаривается в бухте о корабле, когда она, как выразился Ламберт, ни хера не найдет, приедет в бухту и они наконец поедут за нормальной помощью. И пути двух друзей разошлись в разных направлениях. Путь до темерского поселка прошел гладко. Ромашка, приобретенную кобылку звали как маленький беленький цветочек, шла неторопливо, но держалась невозмутимо.
Дойдя до поселка Присцилла привязала лошадь к коновязи у трактира и поспешила узнать, где же именно обитает чародейка. Она надеялась услышать в обрывках фраз имя Трисс, что бы сердце ухнуло в пропасть безграничной радости от такой долгожданной встречи с давней подругой. Даже если бы рыжая бестия не смогла бы помочь с возвратом утраченного, всегда оставалась надежда на портал до Скеллиге. Да и втроем держать столь далекий путь было бы отраднее. Но местные не называли имен, в целом они были немногословны, в прочем и сама Цираночка говорила мало.
Вычленив лишь расплывчатые фразы из разговоров, бард устремилась в трактир записать услышанное, дабы не забыть деталей, к тому же, начинало темнеть, а разговаривать ближе к ночи о делах было не в ее повадках. Время утекало быстро, как песок у моря, который бежит сквозь стыки пальцев тонкой нитью.
Неожиданный низкий мужской голос вырвал Присциллу из воспоминаний и раздумий. На пергаменте расплылось чернильное пятно, скрыв последнее слово от чужих взглядов. Цираночка не собиралась прятать текст от невольного свидетеля ее раздумий, неожиданность заставила ее содрогнуться. Оторвав взгляд от листа Уточка-Циранка медленно перевела его на говорившего и изумленно моргнула. Перед ней стоял Белый Волк. Тот самый с кем не дале нежели пару месяцев назад их свела судьба. Тот, кто отомстил за ее беды, кто помог спасти Лютика, друг. Борясь с минутным порывом кинуться к нему на шею и крепко обнять шепча слова сердечной благодарности, то, что она не успела сказать ему тогда, когда он уходил, Цираночка мягко улыбнулась. Не время и не место для таких нежностей, к тому же ведьмаки не относились к разряду сентиментальных личностей.
- Геральт, я рада тебя видеть. Присаживайся, закажу медовухи. - она подняла руку подзывая молоденькую работницу трактира и заказывая четыре кружки терпкой, но крепкой медовухи. От одного ведьмака к другому, но так даже лучше, спокойней. С людьми данной профессии она начинала чувствовать себя в безопасности.
- Не ожидала встретить тебя в Анхоре. Ты проездом или тут рядом есть какое-то чудище? - девушка начала озираться по сторонам, будто бы монстр мог сидеть за одним из трактирских добротно сколоченных столов и попивать дешевый эль. Эка невидаль, такого и в страшном сне не увидишь.
Голос ее звучал для музыкального слуха все так же грубо, но компания Ламберта оставила свой отпечаток, теперь говорить ей было куда комфортнее. Мужчине удалось убедить музыканта в том, что хотя бы ведьмаки не уделяли так много внимания грубости, полагаясь все больше на интонации. Удивительные люди, эти ведьмаки. Добрые настолько, что сердце пропускает удары и опасные ровно же настолько. И дело не в двух мечах, не в животных рефлексах и не в скорости движений, сам взгляд, звериный, хищный, вызывает легкую дрожь в кончиках пальцев. Конечно, в их обществе Присцилле не угрожает эта самая опасность, но все равно как-то не по себе, будто бы они видят ее насквозь, знают ход мысли и читают как открытую книгу. Если раньше это не пугало Цираночку, то сейчас, загнанная своими сомнениями и комплексами в тупик, она остерегалась того, что ее могут раскрыть, понять в сколь бедственном положении она пребывает. Ламберт понял и бросил все, что бы сопроводить ее к помощи, но хотя бы он не смотрел на нее этим сочувствующим взглядом, от которого когтистые лапы виверн драли ее душу на мелкие кусочки.
- Давно хотела сказать тебе спасибо за... - ее рука невольно коснулась горла в том месте, которое некогда болело отчаяннее всего, но сейчас зажило и было на вид совершенно обычным. Для него, вероятно, много воды утекло с тех пор, но для нее не так уж и многое изменилось если не брать в расчет последних событий и отчаянных решений, долгого путешествия и стремительного побега.

Совет Геральта был хорош. Не вспоминать, не думать, не терзать себя тревожными мыслями и грустью. Но как выкинуть из головы всю боль, как сбежать ночью от кошмаров? Даже подле Ламберта, они посещали ее и менестрель просыпалась в холодном поту, тяжело дыша, со слезами на щеках. Уж с кем, с кем, а со старым другом она должна была чувствовать себя в полной безопасности, но все было куда как сложнее. Избавься она от бремени прошлого и, возможно, пролегшие темные тени под глазами стали бы менее глубокими, а на бледных щеках вновь заалел бы девичий румянец, смирись она со своей участью, со своей потерей. Вот только не могла она сложить руки ни попытавшись, не могла отступить, тем более сейчас, от своей цели, отпустить пташку надежды, что столь щедро преподнес ей ведьмак в Новиграде.
Путь на Скеллиге не будет простым, тем более не будет просто найти друида желающего помочь, но нужно было попробовать. Говорят зимы на островах коварные и жестокие, тем не менее ковирка была слишком упрямой, что бы отступить приблизившись к своему спасению, как ей казалось, на расстояние вытянутой руки.
- Я постараюсь, не воспоминать, но это не так просто. Мне понадобиться много алкоголя, - ее губы растянулись в жестокой усмешке. Желая как-то разрядить обстановку, показать, что она в порядке, убедить в первую очередь не ведьмака в этом, а саму себя, выпалила музыкантка первое, что пришло в голову. Как бы она хотела обладать таким же стальным стержнем, как охотники на чудовищ. Жить без страхов, ощущать в себе силу справится с любой трудностью, уметь защитить себя и других, самых близких.
Воспоминание о Лютике и его по-летнему голубых, теплых глазах вызвало огорченный вздох, и девушка поспешила скрыть его за краями чашки с медовухой. Выпивка горчила и вязала рот, она явно была не самой лучшей в северных королевствах, но пришлось довольствоваться тем, что имелось в распоряжении. Присцилла тосковала по сладкоголосому менестрелю и горечь на душе, появившаяся после ее побега, была сильней горечи на губах от медовухи.
- Я слышала, что где-то тут видели целительницу с рыжими волосами. Думала, что это одна моя старая знакомая, но ничего толком не удалось разузнать. Здешние не то что бы много болтают. Может, она - это твоя мать? Вот уж не думала, что ведьмаки помнят свое прошлое, - Ламберт никогда не говорил о нем, а Цираночка не хотела спрашивать, предполагая, что он ничего не помнит и ни к чему бередить старые раны.
- В Новиграде я встретила Ламберта и он предложил поехать вместе к друидам на Скеллиге, сказал, что они смогут мне помочь. Вот мы и поехали. Я не хотела, что бы Лютик отправился следом, у него кабаре, и портить ему жизнь собой и гонкой за лекарством... я так не могу. Поэтому решили покинуть континент из Грабовой Бухты, а по пути, в Оксенфурте, я услышала, что тут творит чудеса некая целительница. Ламберт сказал, что это чушь гоняться за чародейками, но... я должна была попробовать. Зачем ехать так далеко, если можно найти помощь тут? Вот мы и разделились. Если я ничего не найду, поеду к нему. Только Геральт, не говори ничего Лютику о моих планах, не за чем его тревожить. Он человек импульса, а я не хочу, что бы еще и его жизнь была испорчена, - ее голос затих, язык так и не повернулся сказать, что будучи такой надломленной она не в праве оставаться рядом с Маэстро и портить его выступления своим присутствием. Он достоин лучшего, большего, того, что она не может ему дать в данный момент. Конечно, Цираночка осознавала, насколько он зол от ее побега, как негодует. Она понимала, что он смертельно обижен, задет в самых лучших начинаниях, но наделась, что когда-нибудь, когда удасться встать на ноги, она сможет загладить вину и все объяснить, а он сможет все понять и простить.

Слова о близком друге вызвали легкую улыбку на губах. Да, Цираночка знала, что он будет искать ее, что сердце у него будет не на месте, что он будет зол и обижен, но слышать от кого-то другого о нежном отношении Лютика к ней было до мурашек приятно. Разумеется сам Юлиан ни раз говорил о своих глубоких чувствах, восторженно, пылко, он стремился убедить в искренности своих слов Цираночку, а после они сталкивались с очередным его сиюминутным увлечением и ценность всех этим прекрасных фраз терялась. Присцилла знала, что он не самый верный мужчина, знала, что удержать себя в штанах - для него слишком непростая задачка, она понимала это как никто другой являясь по сути такой же легко увлекающейся натурой. В их непростых, переменчивых отношениях была лишь одна константа, как бы они ни куролесили порознь, встречаясь друг с другом им был не нужен больше никто другой. В этом был шарм, а встречи становились особенно трепетными. Может поэтому Присцилла и сбежала, что бы вновь ощутить на себе, то головокружительное чувство возвращения в его общество.
- Юлиан... я найду способ извиниться, Геральт. Мною написано столько песен для него, которые я никогда не исполняла, ждала подходящего момента, не верила, что мои чувства взаимны, да и все время было как-то неловко... А теперь я не могу, понимаешь? Как мне ответить ему взаимностью, если я не могу выразить того, что ощущаю? От одной этой мысли, я чувствую себя грязной и постоянно жалею о том, что не успела, что была не достаточно решительной и смелой. Но я все исправлю, я верну голос и свои возможности, - упрямства у барда было не занимать. Она говорила с жаром, уверенно, словно и сомнений не было, что их с Ламбертом миссия может не увенчаться успехом. Ведьмак был единственным, кому удалось пробиться сквозь уныние Цираночки и убедить ее в том, что еще не поздно все изменить, что можно найти помощь и решить эту проблему.
Геральт рассказывал о собственной матери и сердце впечатлительной артистки сжалось. Было ясно, что старый бравый ведьмак страдал не зная ответов на свои вопросы, страдал помня родного человека и желая найти. Цираночка невольно вспомнила свой дом. Вспомнилось, как уезжая плакала мать заламывая руки и моля, что бы дочка не покидала ее. Как немногословен был отец. Она ни раз думала вернуться к ним, перенять ремесло у батюшки, работать в его лавке. Но всякий раз, вновь и вновь отгоняла эти мысли. Отец сделал все, что бы ее мечты воплотились в реальность, нашел ей учителя из Оксенфурта, подарил лютню, и если она вернется домой, как побитая собака зализывать раны, разочарование будет слишком велико. Конечно, никто бы из них не сказал дурного слова, все были бы счастливы видеть блудную дщерь в здравии, но не хотелось похерить все усилия, не хотелось не оправдать надежд, не хотелось спрятать лютню в чулан и забыть прошлую жизнь, как вчерашний сон.
За столом сидели двое, тот кто старательно искал встречи с родным человеком и тот, кто сбежал от всех родных людей, не имея возможности вернуться назад не добившись своих, от части эгоистичных, целей.
- Я думала рыжую целительницу из Анхора зовут иначе, поэтому и бросилась стрелой сюда. Думала, что это моя старая знакомая и надеялась, что она мне поможет. Ламберт был почему-то уверен, что это не она, но надежда умирает последней. Если тут есть кудесница способная вернуть мне голос, я найду ее и заплачу любую цену, - Цираночка замолчала, понимая, что ее речь хоть и была горячей, но кошелек был на половину пуст. Финансы утекали, как ручей в лесу, а заработать их сейчас представлялось не возможным. Музыка без слов не была нужны кметам, они были готовы платить, но за песни, а не за переливы мелодий. Конечно, они бы не узнали о том, что голос барда недостаточно чист, но Присцилла бы знала, и сей факт мешал ей работать в прежнем ритме.
- Молчание - ужасный лекарь, избавь меня от перспективы погружаться в мысли и ты будешь идеальным компаньоном. Найти кого-то вдвоем будет проще, а твое общество успокаивает, после прошлых событий мне неуютно оставаться одной,  - Присцилла не выдержав отвела взгляд. Говорить о своих чувствах столь открыто было не просто, но слова значительно облегчали жизнь, это Цираночка уже поняла. Быть может, раскрой она завесу своих переживаний Лютику, и он сделал бы все, что бы самому отыскать ей чародейку, но тогда это не представлялось возможным. К тому же он и так сделал для нее не мало. Выступал с ней дуэтом, нанимал врачей, окружил ее заботой и вниманием. Но снова и снова, натыкаясь на его сочувствующий взгляд, Цираночка чувствовала себя лишней в его жизни. Возникало ощущение, что ее пребывание рядом мучает его, а когда-то давно, она поклялась, что если он будет страдать по ее вине - она сбежит. Вот, сбежала, и наделась, что уж сейчас-то он счастлив, ничто и никто не омрачает его настроения, ни свзяывает его по рукам и ногам.

Слова ведьмака о знахарке ни чуть не приободрили, теперь уже отчаянно хотелось, что бы он нашел то, что искал. Нашел своего родного человека и обрел душевный покой. Хотелось, что бы усилия не прошли даром и Геральт смог получить то, что хотел и уйти из Анхора с ответами на те вопросы, которые носил в своем сердце долгие годы. Хотя он и не выглядел как глубокий старец, Цираночка знала, что ведьмаки могут быть, на самом деле, куда старше, чем выглядят, а значит и вопросов за это время к своей матери у него накопилось не мало.
- Мне очень хочется думать, что ты найдешь ее тут. А еще, уж извини некий эгоизм, что она сможет мне помочь, - Присцилла слегка улыбнулась, пытаясь если не словами, так хоть улыбкой приободрить своего старого знакомого и подарить ему хоть небольшой, но все-таки, лучик надежды.
Сама она тоже надеялась, что встреча с целительницей в Анхоре принесет облегчение, что не придется никуда плыть, что можно будет прекратить поиски и вернуться... Домой? Неловко было признавать это, даже перед самой собой, но за последнее время их совместное пребывание с Лютиком в его кабаре стало для Присциллы настоящим домом, куда мыслями она возвращалась каждую ночь тревожась о том, как он, с кем он, здоров ли. Ее сердце ныло в разлуке, а тело желало поскорее очутиться в родных объятиях. Чародейка же могла ускорить процесс их грядущей встречи, упростить его, избавить от потерянного времени.
Неожиданный гость подсевший к собеседникам за стол вызвал головную боль и заставил поморщиться, как от рези в животе. Хамоватая манера речи погнала Цираночку на другой конец скамьи, а продолжение разговора принудило сменить поле и подсесть рядом с Геральтом. Оказаться подле его плеча было приятно, возникало ощущение безопасности и спокойствия. Мужлан продолжал деловито перечислять заслуги ведьмака, а молодая кровь закипала в жилах. Цираночка ни за что бы не поверила в такие сплетни и выслушивать их тоже не желала. Тем не менее разогревать назревающий конфликт, тем паче не хотелось. Правда появилась мысль, что раз не полез с кулаками сразу, значит какое-то важное дело привело его за стол, а не месть.
- Сударь, этот человек, оказал мне огромную услугу и боюсь, что если вы еще хоть как-то оскорбите его я, будучи исключительно приличной дамой, буду вынуждена добить свою медовуху и, не в силах удержаться от искушения, огрею вас пустой кружкой, - если бы взгляды могли метать молнии, в небольшом трактире началась бы гроза. - Или, говоря проще, говори прямо чего приперся - разберемся, а если продолжишь собачиться - прочь от моего стола.
Присцилла скрестила руки на груди выдавая тем самым свое раздраженное недовольство. Она была не в том душевном состоянии, что бы церемониться. Потеряв одну из самых дорогих ее сердцу вещей, на нет сошли и тактичность вместе с дипломатией. Раньше она, быть может, и задумалась бы о том, что собеседник мог быть опечален своими горестями и банально не знать правил общего хорошего тона, но сейчас ее беспокоило лишь то, что в хрупкий окружающий музыканта мир ворвались с ноги, вынудив ощущать дискомфорт и желать поскорее избавиться от докучливой выволочки, которая на ее глазах разворачивалась. Да и что греха таить, Геральту она действительно была должна за возможность не озираться в панике по сторонам выходя на улицу.