Обоз, к которому прибилась Присцилла состоял из нескольких купцов и нанятых вооруженных мужчин позволяющих надеется, что дорога пройдет мирно, без эксцессов. Путешествие было у них уже достаточно долгим, но скоро должно было прийти к своему логическому завершению. Цираночка присоединилась к этой процессии несколько дней назад и уже успела познакомиться почти со всеми путешественниками. Куцы были словоохотливы, узнали барда и с радостью общались с ней, да и она не уступала им, разговаривала помногу и с жаром. От чего же, не перекинуться репликами, когда на небе сияет теплое весеннее солнышко, птички перелетая с ветки на ветку выводят свои трели, а воздух в лесу чистый и мягкий, в таких местах прямо хочется дышать полной грудью.
Цираночка ловко спрыгнула с повозки, на которой во время пути настраивала лютню. Из-за выбоин и ухабов она совсем потеряла свою чистоту звучания и пришлось покрутить колки дабы добиться нужного эффекта. Удовлетворившись работой Прис решила размять ноги и прогуляться. Конечно, приятно, когда тебя везут и не нужно задумываться о стаптывании башмаков, но в таком лесу хочется гулять, наслаждаться окружающей зеленью. Процессия двигалась не спешно, что позволяло в полной мере насытиться буйством природы. Разглядеть в кусте у обочины прыгающего зайца, что черными бисеринками глаз провожал процессию в удивлении, эка невидаль в его лесу.
Взгляд Цираночки блуждал по округе вычленяя все новые детали, которые будили воображение и дразнили вдохновение. Опустить бы сейчас свою задницу в таверне, выпить чарку эля и строчить новую песнь о прекрасном магическом лесе. Но трактиров в ближайшей округе было не видно. Извлекая из-за пазухи пузатую флягу Цираночка приложилась к ней. На губах появился сладковатый привкус крепленой медовухи, а взгляд столкнулся со взглядом одного из мужчин. Холодным, строгим, почти звериным. Уточка-Циранка чуть не поперхнулась от такой реакции на себя. Как правило, мужчины улыбались ей или смотрели оценивающе, как бы прикидывая, что скрывает ее одежда, но такой взгляд, им обладали далеко не многие. Это вызывало липкий страх и любопытство. В борьбе двух чувств у Присциллы, обычно, выигрывал инстинкт самосохранения, но что может произойти в таком чудесном лесу. Прибавив шагу она поравнялась с незнакомцем, а ведь и правда, за время их пути, они так и не успели познакомиться. Он не подсаживался у костра, когда она пела баллады по вечерам, не приглашал ее прогуляться после отбоя по округе, посмотреть на звезды или светлячков. Мужчина будто бы от всех держался поодаль, бард даже не могла припомнить, слышала ли его голос.
- Привет, меня зовут Цираночка, а тебя? - добродушно представилась Присцилла на распев. Ее голос в лесу отдавался эхом, будто устремлялся к стволам деревьев и пружиня от них ласкал слух. Звонкий, девичий, казалось он слышен со всех сторон разом и птичкой вьется в даль, на много миль. - Мне кажется, что мы не успели познакомиться, это упущение нужно исправить.
Беззаботность смешавшись с алкоголем приятной негой разливалась по телу. Что может произойти с ней в компании вооруженных до зубов мужчин, которые честно выполняют свою работу? Да еще и в таком волшебном лесу, который недавно вынырнул из зимней спячки и во всю воскрешается, начинает пестреть яркими красками, пахнуть свободой и свежестью первозданной чистоты.

Наемник, как будто, бы не желал общаться. Смотря на него, Цираночка понимала, что не от смущения он стремиться избавиться от ее общества. Не нерешительность или страх принудили его прогонять менестреля, виной тому была даже не ненависть к музыке или песням, нет, его мотив был явно иного толка. Но какой именно, Прис не понимала. Она уже была готова пожать плечами и не обременять своим обществом нелюдимого мужчину, отойти в сторону, к тем, кто был только рад ее вниманию и готов бы перекинуться парой легких фраз в долгом путешествии, как представившийся Гилдном вновь заговорил и слова его вызвали недоверие, а затем напряженность.
Они в этом лесу были ни одни, и речь шла не о кроликах или хищниках, не об обычной лесной живности. Дело, видимо, было в монстрах, и ни тех, с которыми сражаются ведьмаки, те не стали бы так долго выжидать и устраивать засады, а тех, которые скрываются в человеческой шкуре. Присцилла судорожно вздохнула и слегка нахмурилась, страшно захотелось оглядеться по сторонам, понять, откуда ждать опасность и приготовится, но она осознавала, что это выдаст процессию и они потеряют преимущество во владении информацией. Сомневаться в словах Гилдна не было смысла, он не был похож на человека, который мог бы столь жестоко над ней подшутить, да чего греха таить, он не был похож на того, кто мог бы пошутить в принципе.
- Пф... думаешь мне твоя компания очень нужна? - Присцилла приложила все свое актерское мастерство, благо что опыт имелся, не напрасно она путешествовала с труппой Ирэн в свое время, что бы слова прозвучали раздосадованно и обижено. Голос по-прежнему звучал расслабленно и отскакивал от деревьев, хотя это и тревожило Цираночку, не хотелось завлечь на него еще больше опасности. Может группу их обступали мотыльки, а она со своими трелями была подобна огню костра, привлекающего насекомых? Только встретившись с ней они не сгорят, скорее наоборот.
Менестрель пошла вперед, в начало процессии, не зная, кто являлся главным на взгляд наемника, но решив, известить об этом тех, кто двигался впереди и мог быть в большей опасности. К тому же, это было бы более логично, будь это обычная ситуация, без тени угрозы, барды всенепременно пытаются разузнать что приключилось в мельчайших подробностях и радуются, когда им удается стать очевидцами, пусть и смены колеса.
Приблизившись к группке ярых знатоков того, как лучше управиться с делом и вытащить телегу из того ухаба, в который она попала Присс понизив голос передала самому хмурому из мужчин новости услышанные от наемника. Собеседник кивнул и не поворачивая головы одними глазами осмотрелся по сторонам, после чего отошел предупреждать остальных. А она так и осталась стоять не зная, куда себя деть и за кого прятаться. Хорошо было бы уйти с передовой, спрятаться за спинами, но, наверное, это было бы подозрительно. Захотелось было сыграть, но музыка, пусть и ободряющая, могла скрыть звук приближающихся шагов, поэтому Цираночка заняла руку накручиванием на палец пряди волос. Со стороны это не вызывало слишком большого подозрения, а ей позволяло немного успокоить разбуянившиеся нервы и притупить чувство холодного ужаса.

Стрелы засвистели в воздухе, чудовищным, жутким свистом. Одна из них пролетела над самой шапочкой Присциллы, чудом не задев перо. Девушка прижимая к груди лютню резко поддалась назад, навзничь падая на песок. Удалось удержать голову, что бы не отбить затылок, но плечи, копчик и позвоночник отдались жгучей болью. Предаваться внутренним ощущениям было лишней тратой времени и бард, поставивший на кон свою спину, но спасший лютню, уперлась пятками в песок, отталкиваясь и проскальзывая по ближайшую телегу. В то место, где недавно было ее бедро угодила стрела, совсем недалеко от ступни. Пришлось втянуть их, под защиту дерева упираясь в кого-то своим затылком. Под телегой становилось многолюдно, начиналась настоящая толкучка. Понимая, что такими темпами кто-то сможет преспокойно залезть сверху, мучая драгоценный инструмент, Цираночка перевернулась, укрывая лютню собой, держась над ней на локоточках и молясь всем богам, что бы крики закончились, как и этот оглушительный свист.
Черт возьми, подобные приключения совсем не входили в ее планы. Кто-то стонал за телегой, жалобно и слишком громко. Очередной свист заставил стон затихнуть и сердце камнем рухнуло вниз. Не хотелось представлять себе, что творилось за спиной.
А потом вдруг все стихло, так же неожиданно, как и началось. Тишина была тягучей, как кисель.  Но высовываться из убежища не хотелось. Казалось, что это обман, что бы выманить чудом спасшихся и перебить их. Наконец послышались знакомые голоса наемников дискутирующих о том, что все прекратилось, что кого-то удалось убить, а несколько стрелков сумело уцелеть и бежать.
Присцилла никогда не славилась смелостью, но ситуация вынуждала спешить отсюда как можно дальше, лучники могут и вернуться, а что если с подкреплением? Девушка неохотно выкатилась из-под телеги попутно осматривая округу, боясь, что очередная стрела пробьет ее горло или руку, как тогда исполнять свои песни, как радовать публику и делиться прекрасным? О смерти белокурый менестрель благоразумно не думала.
Немного сутулясь, прикрывая музыкальный инструмент от возможного возвращения обстрела Присцилла поддалась поближе к наемникам, большинство из них уцелело и это говорило о двух вещах, во-первых, купцы наняли неплохих мужиков на защиту обоза, а во-вторых, рядом с ними, скорее всего, было безопаснее. Цираночка окинула их внимательным взглядом, выбирая, кого порадовать своим обществом и целенаправленно двинулась к новому знакомому. Именно он первым заметил что-то неладное и, если сейчас, он моет руки, то скорее всего беда действительно отступила.
Кровь на его одежде и руках говорила, что от части он виновник затишья и спокойствия. Вот только была одна деталь, которую не мог обойти внимательный взгляд барда. Кожаная куртка на груди и плече наемника была пробита и, в естах разрыва, вывернута, видимо все же стрелы нашли свою мишень и мужчине пришлось извлекать их. Для раненого Гилдн держался слишком выносливо, запал битвы уже должен был угаснуть, а следовательно, он цел. Хотелось узнать, что такое он носит под кожей, но чем бы это ни было, видимо оно было стальное, прочное, и слава богам, что, в принципе, было.
Лютня заняла свое место на гудящем плече. Цираночка же перехватив бурдюк с водой из рук мужчины, бесцеремонно и быстро, как вор карманник, полила небольшой струей на раскрытые ладони.
- Спасибо, за предупреждение, но можно я больше не буду передавать такие вещи, гонца чуть не подстрелили, если ты не заметил. Давайте вы, ребятки, придумаете какой-то знак, что бы передавать сигнал тревоги. Только мне сообщите, я сразу прятаться буду, не хочу больше отбивать спину, неприятно, - девчушка нервно рассмеялась, невольно вспомнив происшествия последних минут. Она старалась звучать расслабленно, весело, но страх все еще не вытаскивал своих ледяных когтей из души.
- Кто это был? Они не вернутся? - спросила наконец Цираночка, когда с прелюдией было покончено. Вопросы действительно беспокоили ее заставляя загнанным зверем коситься на ближайшие кроны деревьев. По мнению барда, определенно очень весомому и "опытному" мнению, стрелять могли разве что с деревьев, что бы так, незаметно и долго, таким дождем.

Слова наемника не сильно успокоили девичье сердце. Бабочкой оно еще порхало в груди, вызывая желание спрятаться от возможной напасти. Разбойники... Казалось, что их подкрепление может быть достаточно близко, что они могли спланировать подобное возвращение, и не успокоится, пока не перебьют всех живых, за смерть их товарищей. Присцилла ненавидела такие бойни, не любила пустые смерти. Хотя по сути любую оборванную нить жизни она считала пустой. В смерти от болезни не было ничего героичного, в смерти от рук монстра не было ничего красивого, а в смерти в собственном ложе ничего романтичного. Любой из вариантов приводил к одному и тому же результату, который казался чрезмерно печальным для впечатлительного барда.
- Я как-то не вижу связи в твоих словах, Гилдн. Убивают в первую очередь тех, кто может сражаться, как и показала практика с тем беднягой. Барды - не воины и это знает каждый. Меня могли бы убить случайно, но целенаправленно - точно нет, - меланхолично отметила Присцилла кинув взгляд на бедолагу, что крикнул "тревога". После, немного помолчав продолжила: - если же ты говоришь о своем совете делать вид, будто ничего не происходит, напрасно ты считаешь людей моей профессии столь недальновидными. Я кочую по дорогам из города в город уже далеко не первый год, и все еще жива. Моих умственных способностей уж точно бы хватило что бы не запаниковать в столь щепетильной ситуации. А вот использовать меня как посыльного, более не стоит, это, действительно, то, что могло меня убить, поэтому я все же настаиваю на секретном жесте. Не хочу становиться пешкой в ваших наемничьих делах.
В голосе представителя искусства чувствовался холодный металл. Присцилла могла долгое время шутить и балагурить, примерно до тех пор, пока собеседник не пытался ее одурачить или выставить в свете недотепы. В словах Гилдна девушка услышала не более чем пустую браваду. Ему действительно было чем гордиться, например, спасением обоза или сталью, которую он, видимо, скрывал под кожаной курткой, но уж Присцилле он никак не помог, и это очевидный факт. Ей помогла только собственная реакция и скорость осуществленных действий, да брюхо телеги, что послужило сводом спасшим от града стрел.
- Ты верно не совсем понимаешь суть моей профессии. Я не священник, что бы отпевать погибших, я артист поющий о любви. Попроси я тебя устроить чаепитие на трупах, ты верно тоже был бы не слишком воодушевлен. Я не вдохновлена произошедшим и подавлена, в связи с этим, петь сейчас уж точно не буду. Не время и не место, - тихо ответила Цираночка. Как можно петь в тот момент, когда от картин перед глазами в горле встает ком. Менестрель столь старательно отводила глаза от тех, чья грудная клетка не поднималась от вдохов, что когда ее ткнули в это носом, она огорчилась лишь сильнее. Гилдн определенно точно не умел общаться с простыми людьми, чьи жизни были вдали от потерь и смертей. Отсутствие такта, артистка списала на воинское ремесло, наверное, не так часто он общался с бардами и, видимо, того реже с женщинами.
К ним приблизился парень, молодой на вид, с белокурыми волосами. Он, как и все, был несколько подавлен, но стремился отвлечься пустыми расспросами. Каждый со своим горем справляется по своему. Цираночка грустно улыбнулась пареньку.
- Ты знаешь, я встречала одного человека, которого, как мне кажется, невозможно убить, он спасал мою жизнь далеко ни один раз, герой - каких поискать! Его имя - Ламберт и он ведьмак. Так вот, скажу я тебе, что говорят о них - полная чушь. Он человечнее многих людей и отважнее всех, кого я знаю, - улыбка стала более искренней, когда ковирка заметила, как расширились глаза паренька. Он смотрел на нее с опаской, недоверием, но неподдельным вниманием, которое было так лестно всем представителям ее ремесла. Мальчишка на время, казалось, отвлекся от тягостных размышлений, и это позволило Цираночке несколько успокоится, расслабится и... опомнится.
Извинившись перед мужчинами она поспешила к тем, кто орудовал лопатами. Близ дороги людей лучше не закапывать, это могло привлечь трупоедов, которые в дальнейшем нападали бы на путников и обозы купцов. Лучше было отойти поглубже в лес, сжечь останки или... До города оставалось меньше дня пути, если освободить одну телегу, то можно отвести их в цивилизацию и там уже со всеми почестями, как подобает, похоронить. Более того, стоило поскорее убраться из этого злачного места, если разбойники вернуться с подкреплением, то ситуация усугубиться и придется катить в город большее количество покойников, если будет кому, разумеется.
На том и было принято решение. Бравое мужичье перетащило усопших в освобожденную от груза телегу и процессия поспешно двинулась в путь.

Дальнейший путь до города протекал достаточно мирно. Дорога была относительно ровной. Процессия шла молчаливо, еще не оправившись от потерь, большинство людей погрязло в своих мыслях, как в болоте. Конечно, люди умирают часто: от воин или эпидемий, время не спокойное, но никто и никогда не готов терять своего друга или даже знакомого.
Цираночка, как и все, тоже не спешила открывать рот, понимая всеобщую апатию. Большинству, как и ей, хотелось поскорее въехать в город, завалиться в ближайшую корчму и стереть остатки кошмара, алкоголем, из тех, который подешевле и покрепче. Несмотря на большое скопление народа вокруг Присилла вдруг ощутила себя безгранично одинокой. Хотелось обычного человеческого тепла, хотелось умиротворения и сочувствия, хотелось услышать слова о том, что все, всенепременно, будет хорошо.
Девушка шла отдавшись во власть эмоций, понуро опустив голову и разглядывая песок на дороге, сминая его ботинками или же подкидывая невесть откуда взявшийся камушек вперед. На душе скребли кошки, заунывно скребли. Отрешенность от общего мира была нарушена, когда с ней поравнялся Гилдн. Признаться честно, Менестрель не сразу заметила его общества, хотя и считала себя очень внимательным человеком, поэтому когда он заговорил, она невольно вздрогнула. Его голос вывел из задумчивости, и хотя общество сурового и жесткого наемника не дарило особой радости, Присцилла ухватилась за него, как утопающий схватился бы за соломинку.
- Ламберт? - желание собеседника узнать побольше о друге Цираночки нисколько ее не удивило, многие прознав, о их близком знакомстве, засыпали ее вопросами. Об охотниках на чудищ ходили разные легенды, распускаемые злыми языками, и каждый считал своим долгом узнать, правдивы ли они. Присцилла давно уже привыкла к такому интересу, - Он очень человечный, преданный, внимательный. Сильный ли? Определенно точно сильный, а еще бесконечно умный. Несмотря на его живучесть, могу сказать, что он - обычный человек. Когда напивается - с утра у него болит голова, когда поранится - у него идет кровь. Он не монстр и не чудовище, не верь докучливым сплетням. Человека - человеком делает не раса, а личностные качества, как мне кажется.
Девушка замолчала не зная, что еще добавить к своему рассказу. Не произойди в лесу засады, и она была бы готова заливаться соловьем о всех подвигах ее друга, описать все его положительные стороны, но сейчас говорила с неохотой, отвлекаясь на преследовавшие картины смерти, крови, страха. Эти образы тяготили, причиняли почти физическую боль.
- Я понимаю твое желание поскорее обзавестись работой, но не считаю себя такой важной персоной. Я не нанимаю наемников. У меня нет лишних денег, увы, - Цираноча меланхолично пожала плечами отклоняя предложение. Охранна нужна была бы любому, кто выходил на большак, но далеко не каждый мог себе ее позволить. Хотя имя Цираночки все чаще звучало в городах, ее узнавали и щедро платили за работу, лишних денег - действительно не было. Изнурительные переходы требовали регулярных капиталовложений. Поэтому проще было прибиться к купеческим обозам или одиноким путникам, проще и дешевле. Люди в дороге редко отказывали барду, понимая, что с музыкой и дорога протекать будет быстрее и ярче.